А алебастровый мир достаётся мне. Ну куда мне его девать?
То у меня бессонница, то сонная болезнь, чёрт его разберёт, мой сон...
Почему-то вспомнилось то время, когда несколько лет назад, ещё живя в общаге, я могла уснуть только сидя на тумбочке, стоящей возле стола, на который я складывала руки и опускала голову. Смешно, правда? Всё так и было.
Нервы слиплись в комок и стучат изнутри о мою голову, как муха, запаянная в лампу, не дают мне спать. Засыпаю и просыпаюсь снова.
За те пару часов, что удалось вымучить, мне приснился сон.
Видимо, краткое общение с "Обитаемым островом" не прошло даром. Мне снились мутно-серые, скудные интерьеры экранного Саракша. Хотя, может и не экранного.
Дело там было в самой атмосфере, во всеобъемлющем ощущении вытянутости и плотнозакрытости коробки, распёртой изнутри копошащимися в темноте обитателями. Отчего-то вспоминалась пелевинская "Желтая стрела".
И одеждой моей была форма, а думать и чувствовать, помимо положенного, мне запрещалось. И ещё я не помнила своего лица.
Однажды, в одном из служебных помещений, я случайно увидела казнь. В нелепую жестяную камеру, размером с трансформаторную будку, втолкнули четырёх девочек. Все четверо были длинноволосые, возрастом от 10 до 15, одетые в тонкие светлые платья.
Внутри камеры горел огонь. Он горел как-то точечно, словно струи воды из разных кранов, не захватывая камеру целиком. Было нелепо и страшно видеть, как девочки уклоняются, встают в промежутки между струями пламени и стоят там, уронив вниз хрупкие руки.
А потом, вдруг приняв какое-то решение, они сами вступили в огонь. Каждая сделала шаг и остановилась в центре пламени. Струи огня подбросили вверх их волосы. Они горели молча, не изменяя выражения грустных лиц. Все, кроме самой младшей.
Она нашла сломанную решётку в полу и просочилась сквозь неё, словно бумажная. Просто прыгнула вниз. Снизу сочился светло-серый свет. Я тогда подумала, что знаю, что там, внизу. Там электрическое освещение, бетонные стены и пол, посыпанный мелкой щебёнкой. И больше ничего. Вообще.
Как-то, во время очередных учений, к нам прислали группу по обмену. Все парни были высокие, с тёмно-шоколадной кожей, как у земных негров, но с тонкими, правильными лицами.
Мы собрались всей толпой и сбились в кучу в каком-то закутке. Что-то пили из крошечных тёмных стаканов. Мы могли вести себя так, когда никто не видит.
У нас был проектор. Он выглядел как большой лист бумаги, выдернутый из альбома для рисования, с перегибом посередине. Когда мы держали его в руках, то на нём появлялись наши миры.
Миром наших гостей была вода. Я плохо поняла, как действительно он выглядит, рассмотрела только завихрения зелёного, стального и синего цвета. Было странно, но интересно.
Когда я держала лист в руках, я крепко сжимала его по краям пальцами и поднимала повыше, чтоб всем было видно. И сама поднимала голову, чтобы смотреть на него.
То, что было на листе, было таким ярким!.. Там была охра, и ярко-зелёный, и розовый, и ослепительно золотой. Там были деревья, и тропинки в листве, и пространство полян, видимое между стволами, и дождь осыпающихся лепестков.
Все обнимали меня и говорили, что очень красиво. А я всё время думала, почему же я этого не помню? Ведь если это отражается на листе, значит, таков и есть мой мир... Он был, где-то там, до того, что здесь.
Но я его не помню. Совсем.
Почему-то вспомнилось то время, когда несколько лет назад, ещё живя в общаге, я могла уснуть только сидя на тумбочке, стоящей возле стола, на который я складывала руки и опускала голову. Смешно, правда? Всё так и было.
Нервы слиплись в комок и стучат изнутри о мою голову, как муха, запаянная в лампу, не дают мне спать. Засыпаю и просыпаюсь снова.
За те пару часов, что удалось вымучить, мне приснился сон.
Видимо, краткое общение с "Обитаемым островом" не прошло даром. Мне снились мутно-серые, скудные интерьеры экранного Саракша. Хотя, может и не экранного.
Дело там было в самой атмосфере, во всеобъемлющем ощущении вытянутости и плотнозакрытости коробки, распёртой изнутри копошащимися в темноте обитателями. Отчего-то вспоминалась пелевинская "Желтая стрела".
И одеждой моей была форма, а думать и чувствовать, помимо положенного, мне запрещалось. И ещё я не помнила своего лица.
Однажды, в одном из служебных помещений, я случайно увидела казнь. В нелепую жестяную камеру, размером с трансформаторную будку, втолкнули четырёх девочек. Все четверо были длинноволосые, возрастом от 10 до 15, одетые в тонкие светлые платья.
Внутри камеры горел огонь. Он горел как-то точечно, словно струи воды из разных кранов, не захватывая камеру целиком. Было нелепо и страшно видеть, как девочки уклоняются, встают в промежутки между струями пламени и стоят там, уронив вниз хрупкие руки.
А потом, вдруг приняв какое-то решение, они сами вступили в огонь. Каждая сделала шаг и остановилась в центре пламени. Струи огня подбросили вверх их волосы. Они горели молча, не изменяя выражения грустных лиц. Все, кроме самой младшей.
Она нашла сломанную решётку в полу и просочилась сквозь неё, словно бумажная. Просто прыгнула вниз. Снизу сочился светло-серый свет. Я тогда подумала, что знаю, что там, внизу. Там электрическое освещение, бетонные стены и пол, посыпанный мелкой щебёнкой. И больше ничего. Вообще.
Как-то, во время очередных учений, к нам прислали группу по обмену. Все парни были высокие, с тёмно-шоколадной кожей, как у земных негров, но с тонкими, правильными лицами.
Мы собрались всей толпой и сбились в кучу в каком-то закутке. Что-то пили из крошечных тёмных стаканов. Мы могли вести себя так, когда никто не видит.
У нас был проектор. Он выглядел как большой лист бумаги, выдернутый из альбома для рисования, с перегибом посередине. Когда мы держали его в руках, то на нём появлялись наши миры.
Миром наших гостей была вода. Я плохо поняла, как действительно он выглядит, рассмотрела только завихрения зелёного, стального и синего цвета. Было странно, но интересно.
Когда я держала лист в руках, я крепко сжимала его по краям пальцами и поднимала повыше, чтоб всем было видно. И сама поднимала голову, чтобы смотреть на него.
То, что было на листе, было таким ярким!.. Там была охра, и ярко-зелёный, и розовый, и ослепительно золотой. Там были деревья, и тропинки в листве, и пространство полян, видимое между стволами, и дождь осыпающихся лепестков.
Все обнимали меня и говорили, что очень красиво. А я всё время думала, почему же я этого не помню? Ведь если это отражается на листе, значит, таков и есть мой мир... Он был, где-то там, до того, что здесь.
Но я его не помню. Совсем.
-
-
20.01.2009 в 01:04-
-
20.01.2009 в 01:04-
-
20.01.2009 в 01:04