А алебастровый мир достаётся мне. Ну куда мне его девать?
Часто я открываю глаза и вижу вокруг себя Горменгаст. Причудливый в своей ежедневности и невыносимо уродливый. Сумрачный и яркий, той особенной яркостью свежей раны, когда цвет поврежденной плоти непристойно зияет в разорванной коже.
Он пугает меня, он пугает меня всегда, потому что это мой мир. Он бессолнечен. Он неприятно солён медной кровавой солью. Это мой Горменгаст. Я в нём живу.
Или, может быть, Горменгаст – это я?
Мы бы поняли друг друга, верно, Стирпайк? Можно научится носить золочёные одежды, можно убить сотню человек, можно считать, что мир вокруг тебя – это всё ты. Но остаться тем, кем родился.
Я родилась уродом. Я всегда им была и останусь.
С детства мечтать быть кем-то, кто не есть я. Но до конца оставаться собой. И всегда, всегда помнить, что даже если половина твоего лица и красива, то там, под маской, есть другая половина.
Я научилась быть Стирпайком, я научилась чувствовать желание и ненависть, научилась таскать за собой своё уродство, свою фриковость как шутовское знамя, даже гордиться им, встречать любые взгляды из толпы взглядом, полным спеси и презрения.
Но оставаться тем, кто есть я. С тем, кто есть я. Оставаться наедине и умирать от злобы, плакать от страха, прижимать к себе свою любовь, такую же нелепую, смешную, уродливую, понимать, что больше неё нет ничего. Что мне не дано другой, что она – тоже есть я, как есть я мои детские мечты быть как все. Быть проще, банальней, быть счастливей. Просто по-человечески.
Я всю жизнь к этому иду, иду, иду…
Ненавижу. Мой Горменгаст.
Он пугает меня, он пугает меня всегда, потому что это мой мир. Он бессолнечен. Он неприятно солён медной кровавой солью. Это мой Горменгаст. Я в нём живу.
Или, может быть, Горменгаст – это я?
Мы бы поняли друг друга, верно, Стирпайк? Можно научится носить золочёные одежды, можно убить сотню человек, можно считать, что мир вокруг тебя – это всё ты. Но остаться тем, кем родился.
Я родилась уродом. Я всегда им была и останусь.
С детства мечтать быть кем-то, кто не есть я. Но до конца оставаться собой. И всегда, всегда помнить, что даже если половина твоего лица и красива, то там, под маской, есть другая половина.
Я научилась быть Стирпайком, я научилась чувствовать желание и ненависть, научилась таскать за собой своё уродство, свою фриковость как шутовское знамя, даже гордиться им, встречать любые взгляды из толпы взглядом, полным спеси и презрения.
Но оставаться тем, кто есть я. С тем, кто есть я. Оставаться наедине и умирать от злобы, плакать от страха, прижимать к себе свою любовь, такую же нелепую, смешную, уродливую, понимать, что больше неё нет ничего. Что мне не дано другой, что она – тоже есть я, как есть я мои детские мечты быть как все. Быть проще, банальней, быть счастливей. Просто по-человечески.
Я всю жизнь к этому иду, иду, иду…
Ненавижу. Мой Горменгаст.